В какой Украине хотят жить неонацисты?
Кажется, ответ более-менее очевидный, а мелкие нюансы зависят от конкретных предпочтений той или иной группы маргиналов. Один скажет, что хочет жить в христианской Украине, второй выберет язычество, но тоже без ЛГБТ, разумеется. Третьи будут выступать за Украину Скоропадского (что бы это ни значило), а четвертые – за Украину в составе Интермариума (на самом деле, Российской империи 2.0). Все они скажут, что хотят жить в Украине с традиционными семейными ценностями (но никто не сможет сказать, какая именно форма семьи традиционна – дворянская, крестьянская общинная, нуклеарная буржуазная или какая-либо другая).
Но разбираться во всем этом многообразии не стоит. Потому что ответ на поставленный выше вопрос таков: неонацисты не хотят жить ни в какой Украине, они вообще не хотят жить. Действительно, либидо стандартного любителя зиги явно повышается после порции очередных новостей об успехах Талибана. "Вау, какие они крутыыые", – написано на лице первого, второй постит мемасы о том, как замечательно либерахи убегают из Кабула, третий начинает разрабатывать глубочайшую аналитику на тему сравнительного анализа ситуации в Украине и Афганистане, а четвертому снятся мужчины, много мужчин, под начальством мужчин среднего и старшего возраста.
Все они мечтают о смерти. Дедушка Фромм не зря посвятил несколько своих произведений теме человеческой деструктивности, расширив понимание фрейдо-ницшеанского понятия стремления (воли) к смерти. Мечтая об исламских фундаменталистах, юный некрофил видит в зеркале по утрам не свое улыбающееся лицо, а отрезанную голову. Он не мечтает об Украине, где его матери будет обеспечена достойна жизнь, он мечтает об Украине, где его мать будет ходить с покрытой головой. Некрофилу не нужно сражаться против фундаменталистов, ведь он сам мечтает стать частью общества, пропитанного фанатичной тягой к саморазрушению. И это не так уж удивительно. Идя на сделку с совестью, жертвуя свободой воли и подчиняясь вождю, человек, будучи последовательным, неизменно приближается к уничтожению не только индивидуальности, но и буквального физического, ему имманентного, что выражается в атаках смертников по чьему-то приказу или гибели ради метафизической цели, определяемой вождем. Сдохнуть соблазнительно в том мире, где ты не представляешь собой ровным счетом ничего. И чем меньше ты имеешь свободы выбора, тем соблазнительнее расстаться окончательно с последними ее остатками.
Да, за чертой смерти для фанатика вроде бы существует что-то другое, но проблема в том, что Украина не отправится в Вальгаллу вслед за неонацистом, как никогда и не перенесется в мир гурий, а останется здесь, на грешной нашей земле. Жить здесь не фанатикам и маргинальным любителям разложения и запаха горящих тел, им здесь умирать (или не здесь, в составе какого-нибудь ЧВК, в процессе заработка бабла для каких-нибудь более хитрых ребят). Поэтому нам совсем не важно, в какой Украине хотят жить неонацисты, ведь будущее им не принадлежит, а все, что им уготовано – это предмет изучения death studies. Украина будет свободной, и мы будем свободны вместе с ней.
Кажется, ответ более-менее очевидный, а мелкие нюансы зависят от конкретных предпочтений той или иной группы маргиналов. Один скажет, что хочет жить в христианской Украине, второй выберет язычество, но тоже без ЛГБТ, разумеется. Третьи будут выступать за Украину Скоропадского (что бы это ни значило), а четвертые – за Украину в составе Интермариума (на самом деле, Российской империи 2.0). Все они скажут, что хотят жить в Украине с традиционными семейными ценностями (но никто не сможет сказать, какая именно форма семьи традиционна – дворянская, крестьянская общинная, нуклеарная буржуазная или какая-либо другая).
Но разбираться во всем этом многообразии не стоит. Потому что ответ на поставленный выше вопрос таков: неонацисты не хотят жить ни в какой Украине, они вообще не хотят жить. Действительно, либидо стандартного любителя зиги явно повышается после порции очередных новостей об успехах Талибана. "Вау, какие они крутыыые", – написано на лице первого, второй постит мемасы о том, как замечательно либерахи убегают из Кабула, третий начинает разрабатывать глубочайшую аналитику на тему сравнительного анализа ситуации в Украине и Афганистане, а четвертому снятся мужчины, много мужчин, под начальством мужчин среднего и старшего возраста.
Все они мечтают о смерти. Дедушка Фромм не зря посвятил несколько своих произведений теме человеческой деструктивности, расширив понимание фрейдо-ницшеанского понятия стремления (воли) к смерти. Мечтая об исламских фундаменталистах, юный некрофил видит в зеркале по утрам не свое улыбающееся лицо, а отрезанную голову. Он не мечтает об Украине, где его матери будет обеспечена достойна жизнь, он мечтает об Украине, где его мать будет ходить с покрытой головой. Некрофилу не нужно сражаться против фундаменталистов, ведь он сам мечтает стать частью общества, пропитанного фанатичной тягой к саморазрушению. И это не так уж удивительно. Идя на сделку с совестью, жертвуя свободой воли и подчиняясь вождю, человек, будучи последовательным, неизменно приближается к уничтожению не только индивидуальности, но и буквального физического, ему имманентного, что выражается в атаках смертников по чьему-то приказу или гибели ради метафизической цели, определяемой вождем. Сдохнуть соблазнительно в том мире, где ты не представляешь собой ровным счетом ничего. И чем меньше ты имеешь свободы выбора, тем соблазнительнее расстаться окончательно с последними ее остатками.
Да, за чертой смерти для фанатика вроде бы существует что-то другое, но проблема в том, что Украина не отправится в Вальгаллу вслед за неонацистом, как никогда и не перенесется в мир гурий, а останется здесь, на грешной нашей земле. Жить здесь не фанатикам и маргинальным любителям разложения и запаха горящих тел, им здесь умирать (или не здесь, в составе какого-нибудь ЧВК, в процессе заработка бабла для каких-нибудь более хитрых ребят). Поэтому нам совсем не важно, в какой Украине хотят жить неонацисты, ведь будущее им не принадлежит, а все, что им уготовано – это предмет изучения death studies. Украина будет свободной, и мы будем свободны вместе с ней.