Вот и объяснение Буче. «Тогда они не столько мстили немцам за то, что немцы причинили им в России, но мстили они всему миру за пределами своей тюрьмы».
Станислав Лем (из письма его переводчику, Майклу Кендлу, 6 мая 1977):
«Все, что следовало сказать о cоветских солдатах, уже было сказано, написано и опубликовано много раз, чётко и во всех подробностях. Естественно, я читаю здесь [в Берлине] книги, которых не могу достать в Польше, в том числе личные воспоминания немцев, по которым прокатилась лавина Красной Армии в 1945 – когда Гитлер потерпел поражение. По большей части это мемуары из Померании. Среди них были заметки одного врача, между прочим графа, человека верующего, который пережил этот ад и видел всё, на что способны русские, сформированные той уродливой системой. И эти воспоминания местами были для меня формулировками моих собственных мыслей и суждений, которые я к тому времени ещё не перенёс на бумагу. Хотя я совсем не видел того, что видел он.
Жестокость немцев, которые входили в оккупированные страны во времена Гитлера, ни по глубине, ни по широте опыта была НЕСРАВНИМА С СОВЕТСКОЙ. Немцы – начнём с банальностей – были методичны, планировали, выполняли приказы, безлично и в целом механически; они считали себя Высшей Расой, а нас, евреев, – Ungeziefer, вредными насекомыми, подлежащими истреблению, насекомыми НАСТОЛЬКО хитрыми, наделёнными такой хуцпой, что эти насекомые, благодаря своей подлой мимикрии, осмелились приобрести просто поразительное сходство с человеком.
Русские же были сворой, осознающей свою ущербность и неполноценность бессловесным и глухим образом, что подзуживало их к предельной разнузданности; поэтому, насилуя восьмидесятилетних старушек, причиняя смерть как бы между прочим, мимоходом, на бегу, разбивая, разрушая, уничтожая все признаки достатка, порядка, цивилизационного процветания, проявляя в самоотверженности этого разрушения немалую Изобретательность, Инициативу, Старательность, Сосредоточенность, Напряжение Воли – они тем самым не столько мстили немцам (и НЕ ТОЛЬКО!) за то, что немцы причинили им в России, но мстили всему миру за пределами своей тюрьмы, причем мстили самым гнусным образом: они всё засирали – ни одно животное не проявляет такого, я бы сказал, ЭКСКРЕМЕНТАЛЬНОГО ОСТЕРВЕНЕНИЯ, которое проявляли эти русские, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные гостиные, больничные палаты, биде, клозеты, гадя на книги, ковры, алтари; в этом обгаживании всего мира, который они МОГЛИ, к своей огромной радости, растоптать, раздавить, обосрать и при этом ещё изнасиловав и убив (они насиловали женщин после родов, женщин после серьезных операций, насиловали женщин, лежащих в лужах крови, насиловали и обсирали; кроме того, они НЕ МОГЛИ НЕ воровать часы, а когда у какого-то их бедного солдатика больше не было такой возможности, потому что его предшественники уже забрали у лежащих в больнице немцев всё, что можно было забрать, он РАЗРЫДАЛСЯ от горя и сразу стал кричать, что если он немедленно не получит ЧАСЫ, то застрелит трех немцев).
Как-то в Москве, в [19]61 году, после 12 ночи я приехал прямо из аэропорта в ресторан одного «эксклюзивного отеля» (в двери которого с улицы понапрасну колотила толпа желающих РАЗВЛЕЧЬСЯ) – и хотя там никто никого не насиловал, не убивал и не обсирал, я увидел ТО ЖЕ САМОЕ, и это произвело на меня неизгладимое впечатление; я назвал их обезумевшей, ибо не верящей в Бога, ордой; то есть я видел людей, которым вырвали Ценности, людей с полностью ампутированой этикой; это было невероятно отвратительное зрелище.
Эти истории, эти диагнозы известны, и наша цивилизация делает все возможное, чтобы скрыть это, затоптать, похоронить, не замечать, не признаваться в этом, а если не удастся, то explain away [отделаться поверхностным объяснением]. Советская система, как проявление corruptio optimi pessima [худший вид порчи – порча наилучшего], является de facto системой культивирования всех тех качеств, на которые вообще способен растленный человек.
Станислав Лем (из письма его переводчику, Майклу Кендлу, 6 мая 1977):
«Все, что следовало сказать о cоветских солдатах, уже было сказано, написано и опубликовано много раз, чётко и во всех подробностях. Естественно, я читаю здесь [в Берлине] книги, которых не могу достать в Польше, в том числе личные воспоминания немцев, по которым прокатилась лавина Красной Армии в 1945 – когда Гитлер потерпел поражение. По большей части это мемуары из Померании. Среди них были заметки одного врача, между прочим графа, человека верующего, который пережил этот ад и видел всё, на что способны русские, сформированные той уродливой системой. И эти воспоминания местами были для меня формулировками моих собственных мыслей и суждений, которые я к тому времени ещё не перенёс на бумагу. Хотя я совсем не видел того, что видел он.
Жестокость немцев, которые входили в оккупированные страны во времена Гитлера, ни по глубине, ни по широте опыта была НЕСРАВНИМА С СОВЕТСКОЙ. Немцы – начнём с банальностей – были методичны, планировали, выполняли приказы, безлично и в целом механически; они считали себя Высшей Расой, а нас, евреев, – Ungeziefer, вредными насекомыми, подлежащими истреблению, насекомыми НАСТОЛЬКО хитрыми, наделёнными такой хуцпой, что эти насекомые, благодаря своей подлой мимикрии, осмелились приобрести просто поразительное сходство с человеком.
Русские же были сворой, осознающей свою ущербность и неполноценность бессловесным и глухим образом, что подзуживало их к предельной разнузданности; поэтому, насилуя восьмидесятилетних старушек, причиняя смерть как бы между прочим, мимоходом, на бегу, разбивая, разрушая, уничтожая все признаки достатка, порядка, цивилизационного процветания, проявляя в самоотверженности этого разрушения немалую Изобретательность, Инициативу, Старательность, Сосредоточенность, Напряжение Воли – они тем самым не столько мстили немцам (и НЕ ТОЛЬКО!) за то, что немцы причинили им в России, но мстили всему миру за пределами своей тюрьмы, причем мстили самым гнусным образом: они всё засирали – ни одно животное не проявляет такого, я бы сказал, ЭКСКРЕМЕНТАЛЬНОГО ОСТЕРВЕНЕНИЯ, которое проявляли эти русские, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные гостиные, больничные палаты, биде, клозеты, гадя на книги, ковры, алтари; в этом обгаживании всего мира, который они МОГЛИ, к своей огромной радости, растоптать, раздавить, обосрать и при этом ещё изнасиловав и убив (они насиловали женщин после родов, женщин после серьезных операций, насиловали женщин, лежащих в лужах крови, насиловали и обсирали; кроме того, они НЕ МОГЛИ НЕ воровать часы, а когда у какого-то их бедного солдатика больше не было такой возможности, потому что его предшественники уже забрали у лежащих в больнице немцев всё, что можно было забрать, он РАЗРЫДАЛСЯ от горя и сразу стал кричать, что если он немедленно не получит ЧАСЫ, то застрелит трех немцев).
Как-то в Москве, в [19]61 году, после 12 ночи я приехал прямо из аэропорта в ресторан одного «эксклюзивного отеля» (в двери которого с улицы понапрасну колотила толпа желающих РАЗВЛЕЧЬСЯ) – и хотя там никто никого не насиловал, не убивал и не обсирал, я увидел ТО ЖЕ САМОЕ, и это произвело на меня неизгладимое впечатление; я назвал их обезумевшей, ибо не верящей в Бога, ордой; то есть я видел людей, которым вырвали Ценности, людей с полностью ампутированой этикой; это было невероятно отвратительное зрелище.
Эти истории, эти диагнозы известны, и наша цивилизация делает все возможное, чтобы скрыть это, затоптать, похоронить, не замечать, не признаваться в этом, а если не удастся, то explain away [отделаться поверхностным объяснением]. Советская система, как проявление corruptio optimi pessima [худший вид порчи – порча наилучшего], является de facto системой культивирования всех тех качеств, на которые вообще способен растленный человек.