Когда мы слышим слово «грех», у большинства из нас возникает ассоциация с нарушением запрета или преступлением. Человек, совершивший грех, представляется как виновник, который должен понести наказание. Однако такое понимание — это относительно поздняя интерпретация.
Наши языческие предки воспринимали грех иначе. Для них это была не вина, а ошибка. Такое понимание заложено даже в самом слове.
Старославянское слово грѣхъ происходит от корня, связанного с понятием ошибки, промаха. Современный болгарский язык сохраняет это значение в слове грешка, что переводится как «ошибка».
Это слово — калька с древнегреческого ἁμαρτία (амартия), которое также означает промах, ошибку или отклонение от правильного пути. Первоначально оно использовалось, например, в контексте промаха стрелка, не попавшего в цель.
Ранние христиане также придерживались этого понимания. В арамейском языке слово חטאה (хетта) переводится как ошибка или заблуждение. Таким образом, грех воспринимался скорее как проступок, вызванный незнанием или непониманием, а не как преступление, заслуживающее наказания.
Если человек ошибается, он не преступник. Он может быть невеждой или заблуждающимся, но не преступником. Поэтому наши языческие предки считали, что для того чтобы избегать ошибок, нужно стремиться к мудрости, а не к рабскому послушанию.
Так как нет преступления, то нет и наказания. Поэтому и место вечного наказания в язычестве отсутствует. Идея греха как преступления с обязательным возмездием начала формироваться позже, с упадком эллинизма. Постепенно в некоторых религиозных традициях возникло представление о том, что грех не просто ошибка, а сознательное нарушение установленного запрета.
Эта трансформация особенно заметна в исламе, где слово «харам» (حرام) — это уже не ошибка, а нарушение божественного закона, за которое полагается наказание. Позже это понимание либо проникло в христианство, либо выработалось там также как и в исламе.