Радист

Орк жалуется сослуживцу, что его приставили нянчиться с корейцами, а они ведут себя как малые дети. Импортные друзья постоянно пытаются свалить куда подальше, не хотят идти в атаку, а командиры наказывают его за любой косяк корейцев.

Ушлёпок хнычет, что такими темпами скоро самовыпилится и мечтает создать заградотряд чтобы перестрелять импортных братушек. Еще обстрелы с каждым днем становятся сильнее и он, вместо того чтобы сидеть в теплом и безопасном блиндаже должен бегать и собирать корейцев пока они целы, потому что, если хоть одного придется собирать по частям, то командиры на части разберут уже его.

Свинособака мечтает затрёхсотиться чтобы свалить в тыл и забыть хоть на время о недоразвитых союзничках. Перспектива ранения выглядит для него лучше, чем быть переведенным в штрафбат за проделки узкоглазых.

Не грузись дурашка. Тебя и так погрузят, когда будешь в цинковом гробу. Если, конечно, заберут с поля боя. Потому что те собаки, которых не съели твои подопечные, могут отомстить раньше, чем твоё тело эвакуируют.

Орк жалуется жене, что они сидят в грязных норах рядом с деревней, как крысы. Ни еды, ни воды, боеприпасы кончились, а выходить страшно — кругом мины. На ферму, чтобы достать хоть что-то, не сунешься, потому что можно взлететь на воздух. Мирных нет, все съебались, остались пара человек, которых сразу записали в диверсанты. Всё вокруг гниёт, воняет, и даже дышать страшно.
Недобиток ноет, что своих валят чаще, чем врагов. Недавно приняли своих за ВСУшников и разнесли всю группу к хуям. Никто не предупреждает, командование молчит, а солдаты тупо стреляют во всё, что движется. Сам уже застрелил одного из своих, ещё одного ранил, но на это всем насрать. Здесь это как обычное дело. Каждый день кто-то дохнет, и всем плевать, кто это был.
Оккупант зол, что техники давно нет. Танки сдохли, разведка бесполезна, а дроны висят над головой, как приговор. Всё решает хаос: каждый сам за себя, и выживает только тот, кто не двигается. Он сам уже не солдат, а мясник, который рвёт тела на куски, пытается что-то пе-ремотать, но понимает, что ничего не изменится.

Ну что, орк, нравится? Сидишь в грязной дыре, без еды, без патронов, как мусор. Твоя жизнь ничего не стоит, и сдохнешь ты, как собака, вонючий и никому нахуй не нужный. Ты просто ошибка, которая скоро исчезнет.

Подписаться

Орк жалуется жене, что всё вокруг разьебали к хуям. Кассеты летают над головой, рвутся и в воздухе, и под ногами, а «лепестки» раскиданы так, что хрен заметишь, пока не подорвёшься. Свои же не лучше: три машины приняли за украинцев, одну взорвали вместе с боеприпасами, остальные ушли, но никого это уже не спасёт. Всё через жопу, командование тупое, связи нет.
Недобиток ноет, что живут, как крысы в грязи. Их землянки в лесу — это просто дырки в земле, откуда выходить страшно. Боеприпасы таскают пешком по 20 км туда-обратно, пото-му что вся колесная техника давно сдохла.
Оккупант зол, что их техника — это дерьмо. Единственный танк умер после первого выстре-ла, а украинцы миномётами херачат так, что ни зарыться, ни спрятаться. Если их танки нач-нут работать, их позиции снесут за минуту. Над головой дроны, под ногами грязь, а в голове только мысли, что здесь нет спасения.

Ну что, орк, кайфуешь? Твоя землянка — твоя могила, а твои переходы — путь в никуда. Жди, когда «лепесток» или кассета сделают своё дело. Ты был расходником, ты им оста-нешься, пока не превратишься в кусок гнилого мяса, который даже похоронить не смогут.

Подписаться

Орк жалуется жене, что их позиции бесконечно накрывают дроны, а обстрелы ебашат так, что земля ходит ходуном. «Бабу Ягу» иногда сбивают, но чаще она висит над ними, как при-говор. Он сидит с пулемётом, понимая, что его жизнь — это стрелять, пока его не разорвёт. На замену мёртвым присылают таких же, как он: растерянных, ненужных и уже наполовину похороненных.
Недобиток ноет, что недавно бросили танк, а экипаж просто сбежал. После этого по их позициям прилетело так, что воздух завыл от взрывов. Танки, людей — всё бросают, потому что никому это уже не нужно. Здесь никто ничего не объясняет, только гонят на убой.
Оккупант зол, что отпуска полностью отменили. Те, кто пытались выехать, вернулись с границы, и теперь всем приказано молча ждать смерти. Каждый день одно и то же: грязь, страх, прилёты. Над головой дроны, под ногами грязь, и каждый понимает, что здесь нет спасения. Это не война, это ожидание, когда размажет к хуям.

Ну что, орк, сидишь и ждёшь? Твоя очередь скоро придёт, и твой пулемёт тебя не спасёт. Сдохнешь в грязи, как все остальные, и никто даже не заметит. Ты уже мёртв, просто ещё дышишь, пока ждёшь, когда тебя догонит твоя судьба.

Подписаться

Орк жалуется другу, что живёт в постоянном страхе под обстрелами. Беспилотники кружат над ними, но сбивать их боятся, потому что сразу прилетит артиллерия. Говорит, сидит в дупле большого дерева, как в херовом убежище, с генератором и куском коры вместо двери, чтобы хоть как-то спрятаться. Слышимость стала лучше, но это не помогает, когда вокруг всё гремит и взрывается.
Оккупант ноет, что у него нет ночника, поэтому на ночные вылазки он не ходит. У соседних постов хоть что-то есть, но сам он чувствует себя как мясо в открытом поле. Украинские обстрелы не прекращаются, всё время прилетает по их берегу, каждый день новая волна. Всё, что могли достать, — батарейка с дрона, который их же и накрыл. Даже техника, которая летит по ним, работает на них лучше, чем командиры.
Недобиток зол, что ничего из обещанного не привозят. Ремонтируют рации из подручного хлама, пытаются выжить, прячась в кустах, деревьях и ямах. Боевые выплаты, которых он ждёт, нужны не для себя, а чтобы отправить домой, потому что здесь он понимает: долго не протянет. Быт превратился в борьбу за существование, где каждая минута — это шанс стать ещё одной вонючей кучей под ближайшим снарядом.

Ну что, орк, устроился в дупле? Твоё укрытие — это твоя могила, просто ты пока ещё дышишь. Улетевший беспилотник всё равно найдёт, где тебя прижать, и тогда твой генератор, кора и всё остальное станут частью твоей новой «хаты» под землёй

Подписаться

Орк жалуется другу, что их накрыли фосфором, и всё сгорело к хуям. Позиции в труху, всё, что было, теперь горелый мусор. Они сами еле успели унести ноги, пока их не сожрало это пекло. До этого кассетные прилёты разорвали всё вокруг так, что даже земля завыла от ужаса.
Оккупант ноет, что уже не может. Устал так, что хоть ложись и подыхай. Ни еды нормальной, ни даже бухла, чтобы залить в себя это дерьмо и забыть, где находишься. Сидит, как крыса, мечтая напиться, но тут даже спирта нет. Никакой еды, никакой жизни, только грязь и вонь, которые жрут его медленно и больно.
Недобиток в бешенстве, что всё вокруг уже разнесли к хуям. Командира зацепило, завтра обещают какие-то антидронки, но всем понятно — пиздаболы ничего не сделают. Связи нет, до родных не дозвониться, интернет давно сдох вместе с надеждами. Он сидит в этой грязной дыре, отрезанный от мира, и тупо ждёт, когда его разорвёт, как остальных. Здесь только одно правило: дольше всех не дохнут те, кто быстрее перестаёт надеяться.

Ну что, орк, нравится в этой мясорубке? Фосфор пока не спалил тебя заживо, кассетные не порвали на фарш, но это вопрос времени. Скоро твоя туша окажется частью этой вонючей земли, как удобрение, и никто даже не подумает тебя искать.

Подписаться

Орк жалуется жене, что всё здесь нахуй сломано и никому нет дела. Посылка, которую ждал, пропала. Сначала её отправили в часть, потом в обоз, потом на базу, которую давно разнесло к хуям. Теперь непонятно: то ли сгорела, то ли свои раздербанили.
Оккупант ноет, что воды нет вообще. Привозят пару канистр на сотню человек, и этого хватает только на то, чтобы не подохнуть от жажды. Готовить продукты невозможно, жрут, что попало, и то через раз. Умыться нечем, все ходят, как вонючие кучи говна. Воду растягивают до последней капли, но это только добавляет ненависти ко всему вокруг.
Недобиток в ахуе от всего. Каждая минута — это новая хуйня. Вокруг всё в говне: нет воды, нет еды, нет нормальных условий. Всё разнесено, обстрелы идут каждый день, и непонятно, зачем они вообще здесь. Кажется, что эта грязь и вонь никогда не закончатся, и их просто забыли, как мусор, оставленный в углу.

Ну что, орк, привык? Ты тут — просто мусор, никому нахуй не нужный. Сдохнешь в этой грязи, как собака, и никто даже не вспомнит. Посылка пропала? Да ты сам давно пропал для всех. Жри своё дерьмо и жди, когда тебя размажет к хуям.

Подписаться

Орк жалуется другу, что его жизнь — это сплошное говно. Сидит в этой дыре, вокруг всё ебашит, как будто каждый взрыв специально для него. Вылезти нельзя — или свои пристрелят, или прилетит что-то сверху. Всё разнесено в хлам, приказы — тупая болтовня, а толку от команд ноль. Каждый день одно и то же: грязь, взрывы, смерть.
Оккупант ноет, что даже Новый год — и тот пошёл по пизде. Никаких отпусков, границы закрыли, все планы накрылись. Он просто гниёт в этой дыре, считая дни до того, как его размажет. Вместо ёлок — воронки, вместо салюта — прилёты, и всё это надо терпеть. Как? Непонятно. Только сидеть и ждать, пока тебе не прилетит.
Недобиток зол, потому что всё вокруг в говне. Один пошёл за жратвой — его разорвало нахуй. Воду топят горелками из грязного льда, потому что другой нет. Два месяца сидят на месте, как тупое мясо, никуда не двигаются, ничего не захватывают. Просто живут, чтобы сдохнуть, и это всех устраивает.

Ну что, орк, готовься. Новый год для тебя — это просто конец. Никаких спасений, никаких шансов, тебя просто размажет в грязь. Хаймарсы сделают своё дело, и от тебя останется только куча мяса.

Подписаться

Орк жалуется жене, что каждый день — ебаная рулетка. Вчера миномёты разнесли перекрёсток, где они стояли утром. Успели уйти — повезло, иначе бы кишки валялись там же, где теперь воронки. Воды нет, пьют по глотку в день. Высунешься из окопа — тебе сразу прилетит, либо осколок башку снесёт, либо пуля хребет развалит. Рядом каждый час кто-то орёт от боли, пока его не разорвёт на куски.
Недобиток ноет, что их гонят на штурм, как баранов. Недавно группу собрали сменить позицию, не дошли и двух метров — накрыло. От них остались только ошмётки, а командиры просто молча развернулись, будто ничего не было. Другой пошёл за водой и не вернулся. Когда подняли из грязи, от него уже хер пойми что осталось — тело разорвало в мясо, лицо хрен узнаешь. Никто даже не пытается больше смотреть друг на друга — каждый знает, что завтра его очередь.
Оккупант зол, что всё идёт по пизде. Командиры сидят в безопасности и шлют их под пули. Недавно всех загнали в блиндаж, а через час туда прилетело так, что стены разлетелись на куски. Выжили единицы, а тех, кто сбежать пытался, вернули обратно и пустили в расход. На месте шутят, что из ста человек доживает до конца один, но орку давно не смешно — он понимает, что здесь никому нет спасения.

Твоё время на исходе, орк. Скоро тебя разнесёт на куски, и останешься ты лежать в грязи, как и все остальные. Никто не вспомнит твою тупую рожу, никто не узнает, где ты подох. Ты просто ещё один кусок мяса, который война перемолола в пыль.

Подписаться

Орк жалуется другу, что третий месяц торчит в каком-то заброшенном пиздарнике. Посёлок мёртвый, дома пустые, магазины разнесены в хлам. Обстрелы каждый день, мины свистят, земля ходуном ходит. Сидят, как мясо в яме, жрут пыль и слушают, как рядом кто-то дохнет. Раненые сами ползут, а мёртвые лежат там, где упали — никому нахуй не нужны.
Окупант ноет, что стали мародёрами, как последние крысы. Таскают всё из брошенных домов: жрут чужие консервы, режут скот, тянут в блиндажи телевизоры и хер знает что ещё. Нашли баню в пустом дворе — топят сами, будто это спасёт. Командир говорит: «берите, что хотите» — типа всё можно, военное положение. Сослуживцы рады, как бомжи на помойке, тащат всё подряд. Ни совести, ни стыда — всё давно похуй, главное выжить ещё один день.
Недобиток зол, потому что вокруг кладбище. Трупы валяются в полях месяцами, уже не люди, а гниющие куски мяса. Никто их не забирает — высунулся, и тебя размажет туда же. Сидят немытые, вонючие, штаны приросли к заднице. В голове только одно: когда прилетит и его очередь ляжет рядом. Он уже знает, что сдохнет тут, как собака, и даже могилы не будет — просто кусок гнили в грязи.

Не ссы, орк, всё скоро решится. Пока ты воруешь тушёнку и топишь чужие бани, твоя смена уже в пути. Скоро твоя раздутая туша будет валяться рядом с остальными — гнить под солнцем. Родным отправят бумажку, а тебе — место в поле без креста и имени.

Подписаться

Орк жалуется, что отпуск сорвался. Командиры снова кормят обещаниями, а на деле ждут «гостей». Гости, как всегда, — смерть, которая приходит утром или вечером. Полдня сидят в грязи, как крысы, потом гонят вперед под пули и дроны. Сдохнешь — всем плевать, выживешь — будешь дальше ждать своей очереди.
Ноет, что всё катится в п*зду. Жратвы нет, воды тоже — дождевую хлебают из луж. За высовывание из окопа сразу прилетает: дроны кружат, техника горит, а командиры только молчат. Видел, как одного пристегнули к дереву и бросили в яму. Не хотел ползти — показали, что бывает с теми, кто не хочет сдохнуть по приказу.
Злится, что впереди сплошной «бордель»: окопы пустые, всё как на ладони, идти некуда. Те, кто отказался, не вернутся. Орк сам понимает: ползешь или стоишь — конец один. Он — просто мясо, которое жрет война, а дальше только крысы и черви, потому что никому он нах*й не нужен.

Знаешь, орк, это твой конец. Черви и крысы устроят пир на твоём тухлом теле, а земля закопает тебя без лишних слов. Никто не узнает и не вспомнит, кто ты был — просто очередной кусок мяса, который не доехал домой.

Подписаться

Орк жалуется жене, что их снова ебyт со всех сторон. Все вокруг в хлам, блиндажи разнесены, «новеньких» подгоняют пачками, как скот на убой. Он сидит и ждет, когда и его накроет, потому что другого здесь не будет. Пацаны дохнут один за одним, и никому нахyй нет до этого дела.
Недобиток ноет, что остался один на старых позициях. Все сдохли или ушли на мясо, а он теперь тут «старший». Грязь по уши, жрать нечего, мыться негде, воняет хуже падали. Штаны месяцами не снимал, носки уже приросли. Приказ придет — снова поползет вперед, потому что выбора нет.
Оккупант зол. Сказали, идти и давить, но куда — хрен пойми. Компас врет, карты нет, командиры несут ахинею, как обычно. Он топчет землю, пока не сдохнет, и знает, что финал уже близко.

Орк, расслабься. Твое место уже забронировано в грязи, рядом с твоими дружками. Будешь лежать пузом кверху, тухнуть на солнце, пока крысы не устроят пир, а черви — новоселье. Им хоть радость принесешь, а то давно голодали. Никто не вспомнит твою рожу, никто не помянет. Разве что трава вырастет на костях — хоть какой-то вклад в мироздание.

Подписаться

Орк жалуется жене, что их носят по передку, как говно в проруби. Только вернулся после эвакуации раненого, сутки валялся с температурой, а теперь снова в строю — ждать, когда влетит по полной. Командирам насрать, никаких планов, только тупые приказы, от которых сдохнуть — это лучший исход.
Орк ноет, что вокруг мясное кладбище. Трупы валяются месяцами, сгнивают на глазах, и никто даже не думает их забирать. Поля завалены сотнями 200-ых, но жопы никто не рвёт — боятся, что и их туда же положат. Каждый день они ходят среди гниющего месива и знают: скоро их место будет там же.
Недобиток зол, что их держат в дерьме по уши. Мыться негде, воняют, как дохлые крысы. Штаны месяц не снимал, еды нет ни хера, посылки воруют свои. А родственники тем временем пируют, покупают квартиры и машины, насрав на него.

Не переживай, оккупант. Твоя вонючая туша уже ждёт своей очереди. Скоро ты станешь частью гнилого поля, рядом с теми, кого ты уже видел. Ты — мусор, и твоя смерть не изменит ничего. Только трава помянет тебя.

Подписаться

Оккупант жалуется жене, что связь говно, симки не ловят, WhatsApp не установить, всё нахрен не работает. Чтобы нормально позвонить, надо ехать за сигналом, но каждый шаг может стать последним. Жена обещает пополнить баланс, но всем похуй, потому что даже связь здесь — это роскошь, а не данность. Сидит, как крыса, с телефоном, который бесполезен.
Орк ноет, что туман превратил их день в кровавый цирк. Трое подорвались на минах, двое еле дышат. Командиры раздают белые повязки и гонят мясо, толком не объясняя, для чего. То ли для наступления, то ли для того, чтобы позакрывать дыры своими же трупами. Каждый день — новый пиздец, и никто не знает, кто следующий полетит в землю.
Недобиток зол, что техника стоит мертвее мертвого. Солярки нет вообще, дроны ВСУ хозяйничают в воздухе. Пара упала, но остальные разносят всё в щепки. Люди спиваются в этой грязной дыре, командиры только проверяют, чтобы автомат не потеряли, а толку нулевой. Всё превращается в помойку, где каждый ждёт прилёта.

Не переживай, оккупант. Твоя связь и белые повязки больше не понадобятся. Скоро твоя жопа останется где-то в этом дерьме, и тебе больше не придётся думать ни о солярке, ни о сигналах. Ты просто ещё один никчёмный кусок мяса, отправленный гнить в яму.

Подписаться

Орк жалуется жене, что их загнали в какую-то дыру на три месяца, где всё разваливается, крыша течёт, холодно, как в морге. Спят на гнилых матрасах, вонь стоит такая, что даже крысы сбежали. Еды почти нет — магазин далеко, а денег ни у кого толком не осталось. Говорит, что питаются остатками того, что ещё не протухло. Командиры приезжают только для того, чтобы посчитать автоматы и ржать, как они тут загибаются.
Недобиток ноет, что в этой дыре сидеть уже невозможно. Пайки обещали привезти, но никто ничего не привозит. Воду добывают из луж, фильтров нет, поэтому половина уже с животами скрючилась. Говорит, что у всех мысли одни: или сдохнуть тут, или попытаться свалить.
Оккупант в ахуе, что из их роты осталась кучка человек. Все остальные или мёртвые, или пропали, а их держат, как скот, без снабжения. Грязь, вонь, зубы на полку — и впереди только ещё больше жопы.

Не парься, орк. Еда тебе скоро не понадобится — там, куда тебя отправят, уже не важно, полный ты или голодный.

Подписаться

Орк жалуется брату, что связь никакая, позвонить невозможно — их сразу вычисляют, и начинаются обстрелы. Каждый день под ударами, отдохнуть не дают. Командиры только и делают, что гоняют людей на передовую, где те гибнут пачками. Люди на пределе, но их продолжают бросать в самое пекло без шанса на выживание.
Оккупант ноет, что техника развалилась, солярки нет, всё стоит мёртвым грузом. КАМАЗы не заводятся, остатки топлива пытаются выдавить, но результата никакого. Дроны ВСУ работают без остановки — некоторые сбили, но большинство просто творят хаос. Ни нормальной обороны, ни поддержки, только голые слова командиров.
Недобиток зол, что за водой приходится таскаться по 4 километра, а их позиции всё ближе к передовой. ВСУ стоят всего в нескольких сотнях метров, и каждый день готовят новый удар. Смены нет, снабжения нет, их просто оставили гнить в грязи и ждать своего конца. Люди знают, что никакой помощи не будет.

Не переживай, оккупант. Твоя грязная линия жизни скоро оборвётся, как и у всех, кто оказался здесь до тебя. Ты — один из тысячи, которых списали на удобрения. Станешь частью земли, но ничего больше.

Подписаться

Орк жалуется другу, что на передовую отправляют отбросов, которые даже тропу за водой найти не могут. Эти пьяные дегенераты вместо солдат просто создают массовку. Тех, кто мог хоть что-то сделать, давно вывели, а на передке теперь только мясо, которое развалится при первом же штурме.
Оккупант ноет, что холод съедает живьём. Печка есть, но топлива нихрена. Солярку сливать неоткуда, гуманитарка воруется своими же, посылки не доходят. Всё, что нужно для выживания, приходится выторговывать или воровать, но даже это не помогает в условиях тотального безразличия командиров.
Недобиток зол, что его рота превратилась в кладбище надежд. Большинство или свалили, или сдохли, а оставшиеся выживают, как крысы. Командиры рассказывают сказки про «безопасные зоны», но по факту бойцы гниют на месте, зная, что ни помощи, ни спасения не будет.

Не переживай, оккупант. Ты — пушечное дерьмо, созданное, чтобы сгнить в этой грязи. Твоя судьба — замёрзнуть и стать частью этого хаоса и позора.

Подписаться

Орк ноет жене, что связь уже несколько дней хреновая. Глушилки своих же работают так, что ни интернета, ни звонков, только мат на поле слышно. На позициях всё по-старому: командиров нет, только пару человек болтаются без толку, гуманитарки не дождались. Жена товарища собирала передачу, но оккупант уверен, что она спиздится ещё до их линии и вернётся на полки магазинов.
Оккупант жалуется на обстрелы. Беспилотники летают целыми стаями, и они не могут даже высунуться. Иногда удаётся сбить пару, но толку мало — на каждого сбитого дрона прилетает десяток новых. В такой ситуации только и остаётся ждать своего прилёта, пока оборванные товарищи продолжают валиться от холода и страха.
Недобиток зол, что снабжение говно, а форма, хоть и зимняя, теплее нихрена не стала. Те, кто погиб, оставляют вещи, и приходится подбирать их, чтобы как-то выживать. Новые солдаты, которых присылают, ничего не меняют, только добавляют паники и грязи. Командиры держат их на месте, обещая поддержку, но её как не было, так и нет.

Не переживай, оккупант. Твоя судьба — сдохнуть в дерьме и страхе. Ни гуманитарка, ни помощь, ни твоё нытьё ничего не изменят. Ты пришёл грабить, а останешься в этой земле как удобрение для её будущего.

Подписаться